Ключ Вормаркша

        * * *

Ты стоишь в двух шагах от рая,

Ключи теребишь в руках.

Не дыша и не умирая,

Затаился под сердцем страх.

На ключе даже след от крови

Не приходится оттирать.

Лишь достаточно вскинуть брови

И идти уже открывать.

Только ключ не подходит к дверце,

За которой обещан рай.

Подавай-ка сюда свое сердце,

А не хочешь – тогда продай.

Но пока не лежишь в могиле,

Этот стук ничем не унять –

Много разного наговорили,

Чтобы сердце твое забрать.

Говорили, мол, поусердней,

Становись под ярмо для нас.

Говорили, рай после смерти.

Тебе врали. Он здесь. Сейчас.

              Индия

Индия больше не в моде.

Разложилась на плесень и мед.

Теперь уезжать в Монголию

За душу больше берет.

Пиарство сродни пиратству,

Решать, как проляжет путь

От теток из Мухосранска

До девочек из Калькутт.

Кинь-ка на карту мелочи,

Рассыпь по семи ветрам,

Пусть отвисают челюсти

У тех, кто остался там.

Мода на путешествия,

Мода на разговор,

На музыку, сумки, бедствия

На упакованный сор.

Дружно рядами строятся

Модные граждане стран,

Монголии приготовиться! –

Велел господин пиар.

              Октябрь

Шел октябрь ровным шагом

По дороге вдоль границ,

Уносил под рваным стягом

Память древних колесниц.

Желтизной полей, угасших

После летней кутерьмы,

Рисовал сценарий счастья

Наступающей зимы.

Исчезали птицы с поля,

Разлетались по домам.

Где тут воля, где неволя

Разберись попробуй сам.

Шел октябрь в отдаленьи

От чумы и от сумы.

Увеличивались тени,

Останавливались сны.

Иней выпал у порога,

Серебрит потухший двор.

Будет долгая дорога,

Будет длинный разговор.

              Ножевое

Гость в ладонях

словно птица,

Залетел на огонек.

Пообщаться, подружиться,

Скрасить темный уголок.

Ветер стих, чтоб даже ветке

Не царапнуть по стеклу.

Да и вымочить жилетку

Не пришлось чтоб никому.

Тишиною тот разбужен,

У кого кошмар внутри.

Ну а если он снаружи -

Голову в песок, и спи.

Пусть приходит гость в ладонях,

Посидеть и помолчать.

Сколько звезд на небосклоне,

Не сбиваясь, посчитать.

Гость в ладонях

осторожно

Начинает напевать.

Ах, не стоит рядом с кожей

Тишиной пренебрегать.

Звук от лезвия, разрезы,

Струйки крови по бокам.

Каждый раз поближе к бездне,

Чтоб уж точно в инстаграм.

Получается красиво,

Что ни в сказке, ни пером.

Залюбуется на диво

Каждый со своим ножом.

Рану пластырем заклеить,

И до свадьбы заживет.

Гость в ладонях не умеет

Отвечать за свой приход.

              Летучий корабль

Строил Ванька поднебесный катер,

Чтоб забрать царевну из дворца.

Дух лесной да самобранка-скатерть,

Вышибали страх из молодца.

Был готов корабль поднебесный,

Крылья вверх раскинул до вершин.

Улыбался Ваньке светлый месяц,

К звездам не положено спешить.

И когда корабль вознесся в небо,

Птицы полетели ему вслед.

Верил Ванька, что полет волшебен,

Верил, что и смерти больше нет.

Есть одна дорога в небе темном,

Скрытая средь тысячи дорог,

По которой ввысь уходят только

Те, кто преступили за порог.

Вместе там святые и убийцы

Молча разойдутся по краям,

Проповедники и кровопийцы

Открывают шлюзы кораблям.

Вспыхнет озаренное пространство

Миллиардом тихих голосов,

На земле запахнет ветер странствий,

Дрогнет терем, уронив засов.

И царевна выйдет осторожно

Из высокой башни на простор,

Скинет человеческую кожу,

Ввысь метнется огненный дракон.

Свет горит, оставленный на память,

Птицы тихо сбились у земли.

Ванька, я как будто вспоминаю,

Как летают в небе корабли.

        * * *

Ближе к сорокалетнему возрасту отвыкаешь справляться с жестью

другие вещи становятся интересней

Пока еще не под девяносто,

аритмия после оргазма

не представляет опасности

Сердце не рвется на части, оно ненадолго сходит с ума

Почему бы так не трахаться в восемнадцать?

видно, прежде надо сто раз умереть и расстаться,

каждый раз снова не навсегда,

чтоб однажды просто остаться

Пусть теперь только сердце сходит с ума,

возвращаясь к мерным ударам,

когда выбросит прошлое из себя

          В сети   

Я боюсь, ты опять напишешь.

От твоих стихов мне срывает крышу.

Умоляю себя, не читай!

Ведь от них я не сплю ночами,

С остановленными слезами

Неотрывно смотрю в экран.

Но молитвы мои нечестны,

Я застыл в двух шагах от бездны

И боюсь заглянуть за край.

Я вообще-то мало читаю,

Вот, тебя да Энджелоу Майю,

Приходящую через спам.

Но вот то, что тобою пишет,

Приближаясь, в лицо мне дышит,

За окошком, мол, месяц май.

И наутро все, что осталось,

Встать со стула и сквозь усталость

Побрести по дневным делам.

          Воришка   

Печаль не отпустит

Сердитый воришка,

Устало, на корточках

Сядет над ней.

У этой привычки

Довольно излишков:

Подняться нельзя,

Но – гляди веселей.

Вращаются четки

Со скоростью света,

Немного еще,

И шлагбаум открыт.

А вдруг вместо солнца

Седые планеты?

Приспущены флаги,

И серый гранит?

Ах, только бы стать

Соучастником тайны!

Полночной луною

Несчастье манит.

Воришка поэтому

Так неустанно

Молитвы и мантры

Сердито твердит.

Я долго ждала,

И за плечи держала,

И не отпускала

Его одного.

И капали слезы,

Легко и устало.

Так много воды

С той поры утекло.

          Лифт   

Хочешь все пересмотреть на этом свете,

Передумать, перечувствовать, спросить,

Но страшишься в ожидании ответа

И сомнения не можешь отпустить?

Тебе нужен кто-то постоянный,

Кто-то верный, преданный до дна,

Кто, надеешься, залижет твои раны,

Пока будет теплою слюна.

Но однажды ласковые губы

Разомкнутся выдохом «прости»

И с тупой жестокостью погубят

Демо-версию божественной любви.

Остаешься в том же коридоре,

Без шагов, движений и молитв.

То, что видишь – серый край забора,

То, что слышишь – как грохочет лифт.

Неизвестно, кто там управляет,

Нажимает кнопки этажей,

Двери с тихим шумом открывает,

Выпуская свет из-под щелей.

Он свистящей змейкой добегает,

Прикасаясь к краю каблуков,

И ступни от них освобождая,

Ты вперед ступаешь босиком.

          Осторожные шаги   

Осторожные шаги –

Мне б заснуть, да не проснуться.

Руки намертво сомкнутся

В кольца, солнца и круги.

Трассы, версты и мосты –

Слишком просто обмануться,

Вдаль уйти и не вернуться,

Но мне нужен только ты.

Отзовись же, помоги,

Я кого молить не знаю,

Не живу, не умираю –

Меркнет пламя, жги-не жги.

Плачут мерзлые цветы,

Лампы, звезды угасают.

Снег на сонных пальцах тает,

Но мне нужен только ты.

Осторожные шаги

По камням, сугробам, лужам.

Только ты один мне нужен,

Да стоптались каблуки.

Ускользающей мечты

Все следы метель закружит.

Снова ветер, снова стужа,

А мне нужен только ты.

          Песни ветра   

Шепчет ветер странной песней,

Иностранным языком,

Что скучает в безызвестном

Королевстве чужаком.

Мы ходили раньше вместе,

В полнолунье или днем,

Червы, бубны, пики, крести –

Всё сказали о живом.

И о мертвом тихом мире

Пошептали, поклялись.

Сердце стуком на четыре

Позвало: Остановись!

То была не та дорога,

На которой я сейчас.

Не осталось даже слога

Предрешенного про нас.

Кличет новую подругу

Ветер странным языком.

В этот вечер только вьюга

Чуть напомнила о нем.

           Шифры

Неоспоримым наважденьем

Оно колышется опять.

Его намеки откровенны:

Кому-то надо доверять.

Ошибок, точек и упреков

Поболее, чем запятых.

Учет ведется с пол-дороги

Распознаваньем верстовых.

И, видно, все-таки придется,

Набрать побольше ветра в грудь,

И то, что вновь не удается,

Как карту мира развернуть.

Мой лабиринт отобразится,

И с выходом, и с тупиком.

Но лишь на день – чтоб снова скрыться,

Не дав ответа об одном:

Кому так чудно удается,

Все перепутья шифровать?

И кто так громово смеется,

Сев расшифровки проверять?

           Признание

Кажется, что будущего нет,

Лишь основа непреложных фактов –

Аккуратно сложенный билет

В предпоследнем кресле амфитеатра.

Тянутся вперед из пустоты

Вдоль по незаполненному залу,

Как всегда, неловки и просты,

Скучные минуты до начала.

От второго к третьему звонку

Движутся невидимые смыслы

И тревожным пульсом по виску

Изменяют ход привычных мыслей.

Вдруг чужая воля свысока

Отключает нервный поворотник –

Это, наконец, твоя рука

С легкостью легла на подлокотник.

Гаснет свет, и наступает тьма,

К звукам завершенным не готова,

С губ стекает, шепотом шумя:

«Я тебя так рада видеть снова!»

                Ошибка

«Останься со мною, останься до завтра,

Останься со мной до весны.

Ты зимняя ведьма, а остров Суматра

Не знает сугробов лесных.

Зачем тебе солнце и розы с росою?

Зачем тебе легкий полет?

Ты в белом безбожье, со мной и с луною,

Почувствуешь сладость невзгод.

Любовь - это ветра хмельные качели,

Останься, нам север - отец!

Мы, чтобы заснуть, будем в танце метели

Считать белокурых овец».

Меня ты молил. И держал, не пуская.

Ты верил, что холоден май.

Но я говорила: «Зовет меня стая.

Я южная птица. Прощай!»

        * * *

Ты, как упавшая осень,

На мой недокрашеный дом.

Дверей у меня ровно восемь

И спальня с одним окном.

Ты золотистыми снами

Мне устелила паркет,

А стены своими руками

Покрыла в оранжевый цвет.

Все время ты рядом со мною,

Ты рядом, за креслом моим.

А я не верчу головою,

И так мы все время молчим.

Они меня просят вернуться –

Я слышал, есть слово «судьба».

Но я не могу оглянуться

И вдруг не увидеть тебя.

И каждую ночь из леса

Доносятся их слова:

– Прошло восемь лет и месяц,

С тех пор, как она умерла.

              Печаль

Моя печаль сидит на цепи

И гложет белую кость.

И тихо воет, когда на горе

Смеется нежданный гость.

Моя печаль сидит на цепи,

Не спрятав зеленых глаз,

И лишь иногда по-детски спит,

В тысячу лет только раз.

А если веду я ее гулять

В пустынных ночных садах,

Трудно бывает мне удержать

Ее поводок в руках.

Трудно бывает, когда в ночи

Последний трамвай замолк.

Знаю, тогда на цепи рычит

Зеленоглазый волк.

              Еще одна ошибка

Любовь, ясноглазый убийца,

Задержит мой лучший полет.

И вот я не южная птица,

И криком взрывается рот.

Вокруг только холод и иней -

Красиво, как в темном углу

Серебряный бархат чуть синий.

Но, Боже, я лето люблю!

Я ногти ломаю о ели,

Я вою тоскливо и зло.

Сквозь вечно чужие метели

Я вижу, что где-то тепло.

Твой взгляд цвета аквамарина

Ко мне приближается вновь,

Блестящий, как сталь гильотины,

И я ненавижу любовь.

             Разлука

Я искал тебя ночью за берегом,

В синем облаке взор твой искал.

И домам опустевшим не верил я,

Проклинал их, и дальше бежал.

Я стоял на краю и загадывал

Два желания – пропасть и ты,

Я искал, даже плача и падая

В города голубой пустоты.

Я рассказывал ей, и печалились

Сокровенные очи её,

И морями, листвой и причалами

Окружали мне имя твоё.

Я разбил зеркала изумрудные,

Чтобы в них не столкнуться с собой,

И зрачками наполнил простудными

Все глаза, что встречал под землей.

И меня засверкавшие отзвуки

Голосов, что похожи на твой,

Осыпали увядшими розами –

Слишком долго я жил под землей.

Слишком грустные и осторожные

Попадались мне звери в пути,

И луга были слишком некошены,

Я же знал, что тебя не найти.

Я искал тебя, ветру завидуя,

Улыбаясь случайным гостям,

Я узнал, то, что прежде не видывал,

О тебе рассказал королям.

О тебе рассказал, и рассказывал,

Как мне нужен твой скрывшийся взор,

Изумруды повсюду разбрасывал,

Как ненужный, мешавший мне сор.

А теперь я вернулся. Я скорчился.

Я похож на сугробы весной.

Слишком вечно твое мне пророчество:

– Больше я не увижусь с тобой!

            Романс

Я ухожу, я мглою надышалась,

Меня ты, ради Бога, не зови.

Я об одном прошу – одно осталось:

Благослови меня, благослови!

Молитвой злой, отчаянной и горькой

Меня в осенний вечер помяни.

Я ухожу – а там печали столько!

Благослови меня, благослови!

Там ждет меня на перекрестках ветер –

Я старой предпочла его любви.

Я буду там одна на целом свете -

Благослови меня, благослови!

Я ухожу в закаты и ненастья,

Где чары мне не вскружат головы.

Так в честь любви – на жизнь, на смерть, на счастье -

Благослови меня, благослови!

          Ведьмовское

Хочу я быть космической иконой,

Глядеть на мир с печалью и тоской,

Увенчана сияющей короной,

Далекой очарована мечтой.

Хочу, чтоб от моей полуулыбки

Легкий запах тления и дым,

Чтоб дали были призрачны и зыбки,

И взгляд мой становился неземным.

А иногда лицо мое святое,

Склоненное так мягко, так светло,

От отблеска огня чуть золотое,

Вдруг вспыхнет демонически и зло.

И в треске свеч, при звоне колокольном,

На прихожан взгляну я с полотна –

Как ведьма на костре кричала: «Больно!»,

Я им напомню. И лишу их сна.

         До и после

        До

Шальною мечтою одержана я –

Я в дикое море хочу с корабля

На шлюпке свободно со звоном уплыть,

Хрустальные волны ласкать и любить.

А пены прибрежной вдали жемчуга

Пусть тлеют и в горные манят снега,

Дельфины играют пускай веселей,

И солнечный порт меня ждет без людей.

А если вдруг волны меня утомят,

И парус нежданно окажется смят,

Я в этом порту задержусь, может быть,

Чтоб очарование счастья продлить.

Чтоб ветром – о вечной стихией моей! –

Дышать и забыть сумрак пыльных ночей,

Чтоб каждое утро, сгоняя тоску,

Босыми ногами бежать по песку.

Когда-нибудь все будет именно так.

Я знаю, я видела солнечный знак.

Ведь шлюпка всегда за бортом корабля,

И вечен морского призыв хрусталя.

        После

Я хочу побывать в тех краях, где весна,

Как застывшая вечность, зажгла фонари

Для меня – чтобы я оказалась одна –

И послышался смех из-за чьей-то двери.

Я хочу, наконец, отыскать тот дворец,

Где с другой королевой скучает король –

Мой король, чародей моих разных сердец,

Позабывший и ясные волны, и соль.

Я хочу научиться прощать и забыть,

Что на этой земле не прощали меня,

Я как будто хочу еще в море уплыть,

Где сверкают ветра, в неизбежность маня.

Но мне кажется вдруг иногда по ночам,

Что звезду с высоты все равно не достать.

Приползает, назло всем далеким ветрам,

Тишина. И тогда я хочу только спать.

               Не сложилось

У нас опять не совпадают настроенья.

В ответ на мой волнующий экстаз

Ты в печь швыряешь отсыревшие поленья,

Ты занят тем, чтобы огонь не гас.

А мне навстречу вдруг встают планеты,

И на моих плечах дыханье звезд,

Которым я так ласково согрета,

Что теплой кажется прохлада летних гроз.

И я кричу:

– Бежим, летим со мною!

Нам улыбаются глаза лесной воды!..

Но раздраженно ты мотаешь головою:

– Я занят. Не мешай мне. Подожди.

Я жду. И замолкают все аккорды.

И в сердце остается ничего.

Оно становится усталой вечной мордой

Пса на цепи у дома твоего.

А ты смеешься – твой огонь пылает.

Ты открываешь мерзлое окно.

– Смотри, весна, – мне солнце отдавая,

Ты говоришь.

А я? Мне все равно.

        * * *

Ты поешь мне, как я красива,

Нежно-нежно, слегка фальшивя...

И я чувствую эту фальшь.

             Депрессия

За мною идет человек в темно-синем пальто.

Я путаю, путаю эти страницы,

Я открываю окно.

В окне почерневшим покрывалом взмахнула зима,

Вновь серебристый поток ложится на холм.

Может, ты постучишь

В мой исчезнувший дом.

Эти желтые-желтые пятна

Растут на столбах.

Я стираю морщины

Усталой рукою со лба.

Ты мне скажешь: «Какие морщины?

Их нет у тебя...»

И мы будем молчать,

И мы будем вдвоем,

Если ты постучишь

В мой исчезнувший дом.

Только этот балкон будет вечным.

Я стану с него

Шелестящую площадь смотреть,

Как цветное кино,

И листать, словно книгу,

Глаза уходящих людей…

Я умру где-то в марте,

Вместе с серым растаявшим льдом,

Когда ты постучишь

В мой исчезнувший дом.

            Урок любви

Замкнулся круг. Моей любви

Теперь дышать уже недолго.

Свинцовой краской обвели

Ее зеленых глаз осколки.

Прикосновения руки –

Она все тоньше, все прозрачней –

Так неестественно легки,

Так страшно холодны и мрачны.

И, коченея вместе с ней,

Я ожидаю завершенья –

Из всех глубин, из всех морей

Спешит мое освобожденье.

Но самый главный свой завет

Твердят немеющие губы.

Я наклоняюсь: «Смерти нет,

Лишь умирание так грубо».

И замирают вздох и стон,

И тишь священна, нерушима,

И тает тонкая ладонь,

И запах тления и дыма

Из-под опущенных ресниц.

Струятся медленные тени,

Прощаясь с тысячами лиц,

И преклоняются колени.

Свежеет ночь, и стынет кровь,

И вдруг я странно понимаю,

Что умерла моя любовь,

А я осталась… Я живая.

Но что-то вечное ушло

В ее незыблемые дали,

Где все неважно и светло,

Где нет ни счастья, ни печали.

Она права, и смерти нет,

Лишь ледяной руки касанье.

Там, где она – извечный свет.

А там, где я – существованье.

В томленьи грусти одинокой

Над несложившимся стихом

Я понял вдруг: за оком око

Шлет мне свой пламенный поклон.

Одно глядит в меня уныло,

Другое весело глядит.

И словно зуб у крокодила

Сто сорок пятое болит.

И вот я тоже поклонился

В их сторону и так сказал:

«Ну, на хуя я вам приснился?

Ничтожней я, чем таракан!

В сравненьи с вашими очами,

В сравненьи с вашей чистотой...

Намного интересней сами

Вы станете с душой другой.

Ждет, уверяю, не дождется

Вас чья-то нежная душа.

И сотней виршей отольется

Ее хрустальная слеза.

А мне оставьте бочку рома

И мой прямой простецкий слог.

Здесь все не ново и знакомо.

Я, честно, оправдать не смог

Всех ваших мечт и ожиданий.

Слаб сердцем я, кишка тонка.

Так что позвольте без обмана

Покинуть ваши полюса.

Со всем глубоким уваженьем

С поклоном низким и цветком

Я оставляю вас в томленьях».

А сам я – шнырь – и был таков!

И вот иду, освобожденный,

Под сенью лип и среди клумб.

Мгновением обожествленный

Случайный, радостный Колумб.

А дома милая готовит

Мне очень вкусную еду.

И, знаю, серебрится море,

И я туда еще приду!

                        «Рыцарям печального образа»

В крайностях немного толку,

Оставаться одному.

Видишь, все вокруг примолкли?

Не хотят играть в игру.

Потому что веселее

Не шагать им строем в ряд,

А чрез край балкона свесясь,

Плюнуть восемь раз подряд.

Не терплю ограничений,

С малолетства я таков.

И без этих сочинений

Я скажу вам пару слов.

Человеком быть непросто.

Лучше птицей, иль ежом.

Потому что вся загвоздка

В теле собственном своем.

Потому что много места,

Неподвластного уму.

На кровати или в кресле,

И не знаешь, почему.

Это, если ты не понял,

Говорю о смерти я.

Дожидается мой сторож

Прямо в сердце у меня.

Ну а птицам и зверушкам –

Им неведом их конец.

Норка, гнездышко, кормушка.

Обручальных нет колец.

А еще вторая штука

Неожиданная есть:

То, что помнишь ниоткуда –

Был уже когда-то здесь.

И вот так однажды смотришь,

Чистя зубы, на себя,

Справа ванна, слева кафель,

Cзади – дверь открытая.

И в нее заходит кто-то.

Ударяет по плечу.

Вот ведь не было заботы –

Сам себя теперь лечу.

Потому что я однажды

Точно вспомнил о тебе

И теперь ты хворью каждой

Вспоминаешь обо мне.

Как твои заныли кости –

Это жду я приговор.

Мы один другого возле,

Но мешает коридор.

Паруса уже надуты

Ветром северных морей.

Ох и время, ох и смута –

Только смыться бы скорей!

Прихватили и мальчонку,

Что сидел на берегу:

Только рассмеялся звонко,

Не скучал ни по кому.

Капитан тогда не думал,

Кто поднимет этот бунт,

Кто обиду не забудет,

В руки взяв тяжелый кнут.

И теперь Стрелою Черной

Я зову корабль свой.

Средь штормов и синих молний,

Наконец, она со мной.

Шхуна, женщина и море,

И во трюме – сундуки.

На покой еще не скоро,

Отдыхать нам не с руки.

В каждом городе лепечут

Имя Черная Стрела.

Вот не думал, что тем легче,

Чем ужаснее молва.

Но потом, когда поймали,

Шкура все же дорога.

В договоре прописали:

Триста лет не знать себя.

Но они уж на исходе,

И Величество сама

Отдается новой моде –

Говорить сквозь времена.

Так что, если что-то вспомнишь

Про те давние дела,

Сердцу будет поспокойней.

Это Черная Стрела.

                       «Поэма о моем двойнике»

Ромашкой белоснежной

Лежу я на траве.

Во мне такая нежность

И бережность во мне.

А кто тому заслугой,

Что трепетен так я?

И даже всей прислуге

Раздал по три рубля.

Тому заслугой море,

Услышанное мной,

В случайном разговоре

С моей родной женой.

Так говорила сладко

О глупостях она,

Что я упал ромашкой

Во глубь морского дна.

Во власти повседневной,

Унылой суеты

Всегда есть место бездне,

Которой имя - ТЫ.

                        «Ромашка»

Мазок – и солнце появилось

На серой скучной полосе.

Здесь ждал я долго божью милость

На своем собственном кресте.

И вот Всевышний, взявши краски,

Уж к моему пришел листу.

И над моей угрюмой маской

Занес в раздумьях кисть свою.

И вот сижу я возле моря.

Дрейфует Черная Стрела,

И одного меня окромя

Вокруг не видно ни хрена.

И вдруг мне стало как-то страшно:

Что нарисует он сейчас?

Вдруг выйду добрым я ужасно?

А вдруг — и вовсе пидорас?

И я подумал: лучше смыться

Мне поскорей из этих мест.

Чтоб никому не обозлиться,

Вместо себя оставлю крест.

Кресты всегда ведь как-то ярче,

Чем люди бедные на них.

И все мои четыре мачты

Вмиг показали им язык.

Втянули носом воздух свежий,

Прищурили свои глаза.

И двинулись в местечко «между»,

Где землю слышат небеса.

Ты вопрошаешь сквозь столетья,

Мой близкий родственник и друг:

Тому, кто смылся в лихолетье,

Возможно ль брать с собой подруг?

Тебе отвечу: Да, возможно!

Одну уж точно – проверял!

Но только очень осторожно,

Чтобы Всевышний не узнал.

Боюсь, произошла подмена.

И тот, кого зовем мы Бог,

На самом деле не у дела

Остался на какой-то срок.

А что-то новое, чужое

Себя Всевышним назвало.

И много гадкого и злого

Своей палитрой навело.

Здесь я окончу. Нам не время

Опасных мыслей порождать.

За сим придет другое племя,

И лучше просто подождать.

                      «Крамольная песенка»

Я знал, что должен умереть,

Я видел гроб, ребром стоящий.

А с крышки улыбалась смерть,

Меня пугая настоящим.

Притихла сонная толпа,

Вкушая боль моих страданий,

Все ближе двигался колпак,

Все тише был мой возглас «мама».

Остался жизни малый миг,

Тоньчее нити паутина.

И шепот перешел на крик,

Мне открывая путь в корзину.

Минута, две, наверно, третья,

А я по-прежнему кричу.

А рядом, вижу, Ангел Смерти

Вручает свиток палачу.

Я слышу голос и немного

Обрывочных и сладких слов:

«Помилован», «Во славу Бога»,

«Свободен», «Предоставить кров».

Теперь я цел душой и телом,

И знаю правду – вот она:

Где жизнь и смерть взялись за дело,

Любому знанью грош цена.

                       «О смерти»

Я знаю, во тьме мирозданья

Скрываются чьи-то глаза.

Один – словно ветер пространства,

Другой – в нем возникла звезда.

И нет обольщенья сильнее,

Чем думать о сути лица,

Движенье иль точка правее,

Левее ли смыслы конца?

Но вот постиженье домчалось

До края большой глубины,

И там в онеменьи осталось,

А мы как-то дальше пошли.

Идем, и не знаем откуда.

Не знаем мы также, куда.

И, как ни банально, но – кто мы,

Нам тоже не знать никогда.

                        «О выборе»

Открыл глаза – сижу я в жопе

При полной светящей луне.

И звезды, будто в телескопе,

Сияют с нею наравне.

Я был в себе уверен раньше

И не боялся за себя.

Теперь во мне лишь страх ужасный,

И бесконечная борьба.

То, что искал я на закате,

Мне ночью этой не найти.

Чем дальше в лес, тем он косматей,

И нет совсем уже пути.

И тут уж разыгрались нервы,

Я стал упрямым, как баран!

Пусть у нее я был не первый,

Мне тем милей ее обман.

Я перерезал все канаты,

И якоря с собой не взял,

И не почувствовал утраты,

Когда рукою взял штурвал.

Ее движенья ночью плавны,

Не слышен плес, не виден край.

С ней, дорогой и своенравной,

Я самого себя узнал.

Она вела меня и пела,

Хоть я сначала был угрюм.

Но снова страсть во мне вскипела,

И отвлекла от мрачных дум.

Что этот лес, что этот берег,

Где был таким несчастным я?

Нет ничего, лишь грусть потери

И крик в ушах: «Земля, земля!»

Обратно не найти дорогу,

Да и не хочется искать.

Там есть чем заниматься Богу,

А мне пора пойти поспать.

На этом месте, мой потомок,

С тобою попрощаюсь я.

Она тебе, как мне знакома:

Ей имя – Черная Стрела.

                             «Остров»